Истинным бальзамом на душу воспринималась премьера «На всякого мудреца довольно простоты», поставленная заслуженным деятелем искусств России Александром Кузиным. Он не перемудрил, оправдал название. Его «простота» – это внятность сценического высказывания, стройность формы, оптимальная для воплощения классики.
Наследие А.Н. Островского – настоящий подарок для тех, кто изучает теорию драмы. Его пьесы, гениальные по структуре, трудно испортить как новациями, так и каноническим прочтением. «Мудреца» я знаю почти наизусть, видела и легендарную версию Товстоногова, и «музейную» версию Малого театра России, и несколько авангардных фантазий. Тем интереснее было познакомиться с трактовкой знаменитой комедии Кузина. Отношу к ее достоинствам – отсутствие намерения осовременить хрестоматийное произведение любой ценой. Подобное отношение к классике всегда таит опасность скатиться в вульгарную прямолинейность аналогий. Замечательно, что режиссер одел всех персонажей в исторические костюмы, для создания которых пригласил питерскую художницу Ирину Чередникову. Платья на кринолинах, шляпки, сюртуки, камзолы, ливреи сидят на актерах безупречно, обеспечивая полное погружение в галантный век. Вернее, в эпоху, где за этикетом, внешней благопристойностью манер и распорядка жизни скрывались обычные, типичные человеческие пороки, переходящие из века в век. Только молодой человек Егор Глумов (Сергей Сизых), контрастируя с остальными персонажами, выглядит как представитель нашего времени, экипировкой и прической напоминает новых киногероев или менеджеров, находящихся на старте восхождения по карьерной лестнице. Впечатление усилено холодным расчетливым выражением глаз и напряженной пластикой, в которой моментами проявляется нечто звериное – прыгучесть, изворотливость, продиктованная инстинктом самосохранения. Сизых в этой премьере совершил очевидный прыжок в актерском развитии. Его карьерист, автор глумливого дневника, – не отпетый негодяй, а скорее ласковый мерзавец, наделенный своеобразным обаянием.
Как известно, люди на подмостках проигрывают животным, уступают им по параметрам естественности. Но Глумов – Сизых и в непосредственной близости с очаровательной Фросей – карликовым йоркширским терьером – не теряется, напротив, сцена его объяснения, соблазнения «дамы с собачкой» Клеопатры Львовны Мамаевой (Екатерина Потапова) – одна из лучших в спектакле. Яркая находка режиссера – мизансцена, в которой Мамаева водит Егора Дмитриевича на поводке. И таких находок много. Остроумно решен образ Ивана Городулина (Руслан Шапорин), – холеный господин с завитыми усиками предстает «весь в белом», передвигается порхающей походкой, соприкасается с жизнью по касательной, не утруждая себя никакими сомнениями. Напротив, источает самодовольство. Его насмешливое «ту-ту», имитирующее гудок паровоза, как символ бездумного существования. Примечательными, запоминающимися получились Манефа (Татьяна Прокопьева) и Голутвин (Олег Теплоухов), исполненные в остро сатирическом ключе, в эксцентрике, как нельзя лучше подходящей бедным людям, не лишенным вкуса к маленьким радостям и удовольствиям вроде рюмочки и закуски. А вот молодые возлюбленные – гусар Курчаев (Егор Уланов) и Машенька (Мария Мекаева) – в финальной сцене, когда счастливым образом решается их судьба, остаются безучастными – не выдают и подобия улыбки, вовсе не смотрят друг на друга.
В этом спектакле даже стены декорационной конструкции, оборачивающиеся к зрителям то мягким бархатом, то сияющими зеркалами, воспринимаются живыми и подвижными. Стены, слышавшие столько тайн, видевшие столько интриганских хитросплетений, становятся одушевленными (сценограф Александр Орлов).
Интонационный строй спектакля в целом мягок, как бархат, исключает ожесточенность конфликтов, – режиссер взирает на персонажей с добродушной улыбкой. А оценки происходящему выносит волшебник свет (световая партитура Евгения Ганзбурга), прихотливо калибрующий героев, то укрупняющий фигуры до гигантских теней на заднике, то микширующий их до бледности. Органично в ткань премьерного спектакля вплелась авторская музыка композитора Игоря Есиповича.
Словом, премьера – кладезь самых разнообразных постановочных обретений, и все-таки главное достоинство «Мудреца» – образы, созданные народными артистами России Валерией Прокоп (Турусина), Евгением Смирновым (Крутицкий) и Валерием Алексеевым (Мамаев). Дивная, полная тончайшей нюансировки, подлинного азарта и заразительности игра! Ее бессмысленно описывать, ради нее надо идти и смотреть спектакль.
Наследие А.Н. Островского – настоящий подарок для тех, кто изучает теорию драмы. Его пьесы, гениальные по структуре, трудно испортить как новациями, так и каноническим прочтением. «Мудреца» я знаю почти наизусть, видела и легендарную версию Товстоногова, и «музейную» версию Малого театра России, и несколько авангардных фантазий. Тем интереснее было познакомиться с трактовкой знаменитой комедии Кузина. Отношу к ее достоинствам – отсутствие намерения осовременить хрестоматийное произведение любой ценой. Подобное отношение к классике всегда таит опасность скатиться в вульгарную прямолинейность аналогий. Замечательно, что режиссер одел всех персонажей в исторические костюмы, для создания которых пригласил питерскую художницу Ирину Чередникову. Платья на кринолинах, шляпки, сюртуки, камзолы, ливреи сидят на актерах безупречно, обеспечивая полное погружение в галантный век. Вернее, в эпоху, где за этикетом, внешней благопристойностью манер и распорядка жизни скрывались обычные, типичные человеческие пороки, переходящие из века в век. Только молодой человек Егор Глумов (Сергей Сизых), контрастируя с остальными персонажами, выглядит как представитель нашего времени, экипировкой и прической напоминает новых киногероев или менеджеров, находящихся на старте восхождения по карьерной лестнице. Впечатление усилено холодным расчетливым выражением глаз и напряженной пластикой, в которой моментами проявляется нечто звериное – прыгучесть, изворотливость, продиктованная инстинктом самосохранения. Сизых в этой премьере совершил очевидный прыжок в актерском развитии. Его карьерист, автор глумливого дневника, – не отпетый негодяй, а скорее ласковый мерзавец, наделенный своеобразным обаянием.
Как известно, люди на подмостках проигрывают животным, уступают им по параметрам естественности. Но Глумов – Сизых и в непосредственной близости с очаровательной Фросей – карликовым йоркширским терьером – не теряется, напротив, сцена его объяснения, соблазнения «дамы с собачкой» Клеопатры Львовны Мамаевой (Екатерина Потапова) – одна из лучших в спектакле. Яркая находка режиссера – мизансцена, в которой Мамаева водит Егора Дмитриевича на поводке. И таких находок много. Остроумно решен образ Ивана Городулина (Руслан Шапорин), – холеный господин с завитыми усиками предстает «весь в белом», передвигается порхающей походкой, соприкасается с жизнью по касательной, не утруждая себя никакими сомнениями. Напротив, источает самодовольство. Его насмешливое «ту-ту», имитирующее гудок паровоза, как символ бездумного существования. Примечательными, запоминающимися получились Манефа (Татьяна Прокопьева) и Голутвин (Олег Теплоухов), исполненные в остро сатирическом ключе, в эксцентрике, как нельзя лучше подходящей бедным людям, не лишенным вкуса к маленьким радостям и удовольствиям вроде рюмочки и закуски. А вот молодые возлюбленные – гусар Курчаев (Егор Уланов) и Машенька (Мария Мекаева) – в финальной сцене, когда счастливым образом решается их судьба, остаются безучастными – не выдают и подобия улыбки, вовсе не смотрят друг на друга.
В этом спектакле даже стены декорационной конструкции, оборачивающиеся к зрителям то мягким бархатом, то сияющими зеркалами, воспринимаются живыми и подвижными. Стены, слышавшие столько тайн, видевшие столько интриганских хитросплетений, становятся одушевленными (сценограф Александр Орлов).
Интонационный строй спектакля в целом мягок, как бархат, исключает ожесточенность конфликтов, – режиссер взирает на персонажей с добродушной улыбкой. А оценки происходящему выносит волшебник свет (световая партитура Евгения Ганзбурга), прихотливо калибрующий героев, то укрупняющий фигуры до гигантских теней на заднике, то микширующий их до бледности. Органично в ткань премьерного спектакля вплелась авторская музыка композитора Игоря Есиповича.
Словом, премьера – кладезь самых разнообразных постановочных обретений, и все-таки главное достоинство «Мудреца» – образы, созданные народными артистами России Валерией Прокоп (Турусина), Евгением Смирновым (Крутицкий) и Валерием Алексеевым (Мамаев). Дивная, полная тончайшей нюансировки, подлинного азарта и заразительности игра! Ее бессмысленно описывать, ради нее надо идти и смотреть спектакль.
