Омский академический театр драмы вновь при- ехал с большими гастролями в Москву. В театре имени Вахтангова омичи показали шесть спектаклей: «Любовь и голуби» Георгия Цхвиравы, «На чемоданах» Александра Баргмана, «Грозу» Галины Зальцман, «С днем рождения, Папа! » Романа Габриа, «Небо позднего августа» Петра Шерешевского и «Мой дедушка был вишней» Арины Гулимовой. Премьеры последних сезонов, уже от- меченные разными премиями и фестивалями, в том числе номинированные на прошлую «Золотую маску» и вошедшие в ее лонг-лист. Спектакли по самым разным литературным произведениям, от известных российских режиссеров, исповедующих подчас полярные творческие стили, в каждом из которых омские актеры чувствуют себя весьма уверенно. Практически вся труппа приехала в столицу, от самых ярких звезд (Валерия Прокоп, Татьяна Филоненко, Николай Михалевский, Михаил Окунев, Ирина Герасимова, Олег Теплоухов, Александр Гончарук и многие другие) до начинающих актеров, с которыми московской публике только предстояло познакомиться. А зрительский интерес, как всегда, был очень велик. Этот театр в Москве знают, любят и всегда ждут, а потому все спектакли проходили с неизменными аншлагами. Гастроли начались с очень звучной и ясной ноты. Признаться, всегда с большой опаской идешь на спектакли, поставленные по известным пьесам или сценариям культовых кинофильмов, будь то «Покровские ворота», «Обыкновенное чудо» или, как в нашем случае, «Любовь и голуби». Чем удивят, чем превзойдут давно любимое? В Омской драме превосходить, к счастью, никого не собирались, но удивить смогли. Режиссер Георгий Цхвирава, при всем уважении к пьесе Владимира Гуркина, добавил в соавторы спектакля поэта Сергея Плотова и композитора Андрея Семенова. В результате получился практически мюзикл, правда, обозначенный в программке как «музыкальная комедия»: интересный и оригинальный синтез разных пластов сценической композиции – драматического, литературного, музыкального, когда песни и добавляют атмосферы, и позволяют лучше осмыслить происходящее. К слову, песни эти представляют самые разные вокальные стили: что-то звучит как народный фольклор, что-то как городской романс, а отдельные фрагменты чуть ли не до оперы восходят, с ее многоголосием. Визуально же этот спектакль решен режиссером Георгием Цхвиравой и художником Булатом Ибрагимовым в стиле народного наивного искусства. Разноцветные занавески, постоянно сменяемые, представляют незатейливые пейзажи или ностальгический антураж советских комнат с коврами на стенах, ну, или деревенский дворик с банькой. А одна такая занавеска, главная, периодически вывешивается на авансцене – почти в духе Шагала с ее ле- тящими или шагающими в невесомости мужичками, а внизу явно угадывается образ самого режиссера с баяном в руках. Да и внешний облик персонажей смешной и немного лубочный. На всех – забавные парики из разноцветной пакли – у кого-то косы, у кого-то кудри. К тому же обитатели деревеньки весьма корпулентны, с накладными задами и животами, так что порой похожи на комичные корабли, рассекающие по этим волнам жизни. А сопровождает их в этом плавании живой оркестр, разместившийся справа, готовый поддержать каждого, и даже порой сыграть на заказ что-то из Джо Дассена. И вся история, знакомая в зрительном зале каждому, начинает звучать в абсолютно не бытовом ключе, но как будто в сказочном, ведь быстро текущее время уже выставило достаточную дистанцию между тем советским временем и днями нашими. А в сказке, как водится, оживают невидимые нами в реальности персонажи,да и сами эти голуби уже в зрительской фантазии кружат над залом и колосниками, откликаясь на человеческие приглашения. История-сказка звучит очень смешно, но в то же время безмерно трогательно, забирая каждого внутрь себя, заставляя сочувствовать и сопереживать всем без разбора, ведь все они – люди, далекие, но безмерно близкие. Впрочем, Омская драма, как уже не раз говорилось, это прежде всего актеры, откликающиеся на любой режиссерский замысел, но привносящие в спектакль и частичку своей личности. И самое большое удивление вызвал Владислав Пузырников, сыгравший Васю Кузякина. Актер, которого чаще всего можно было видеть в ролях серьезных и драматических, вдруг предстал перед нами в образе этакого сказочного Ивана-дурака, совсем не глупого, но бесконечно наивного и трогательного. Лариса Свиркова в роли Нади – абсолютный образец русской женщины, правда, немного в комедийном изводе. Александр Гончарук играет своего Митю Вислухина настолько легко, заразительно темпераментно, что зрители в зале готовы приплясывать вместе с ним. Его жена Шура в исполнении Татьяны Филоненко – этакая гранд-дама поселка, с достоинством и жизненным опытом, помноженным на отличное чувство юмора. Да и все остальное население спектакля смешное и трогательное одновременно. «Любовь и голуби» Георгия Цхвиравы смело вытаскивают зрите- лей из не всегда радостной реальности в сказочный мир добра и веселья, а уже за это стоит быть благодарными театру и всей ко- манде спектакля. Но если Цхвирава предельно расширил историю Владимира Гур- кина, выпустив ее в большой и безразмерный мир, то Галина Зальцман, наоборот, до предела сконцентрировала «Грозу» Остров- ского, сгустила ее атмосферу до предгрозового ужаса, который всегда царит в этом «темном царстве». Как автор сценической версии пьесы она отчасти ее сократила, избавила от некоторых действующих лиц вроде Кудряша или Сумасшедшей барыни, пытаясь добиться главного – показать неизбежность гибели свобод- ного человека в этой жуткой духоте. Впрочем, известные фразы исключенных персонажей никуда не делись, они звучат уже в са- мом начале из уст участников своеобразного Хора (Олег Берков, Анастасия Ешкова, Иван Курамов, Мария Макушева, Александр Соловьёв), нагнетая предгрозовую атмосферу. Сценограф и художник по костюмам Лилия Хисматуллина сочи- нила холодное, неуютное пространство, с легкостью вбирающее в себя разные места действия. Хотя это не столь и важно, ведь где бы ни происходило действие, суть одна, нерадостная. Серые безликие стены с проемами, словно тронутые плесенью, над ними в центре помутневшие, ничего не отражающие подобия зеркал, высохшее русло реки с разбросанными валунами, по которым можно прыгать, опасаясь спуститься на землю. И этот страшный и странный, жутковатый Хор, обряженный в меховые тулупы и кокошники, с балалайками и другими инструментами – вечная российская хтонь, от которой никуда не деться. И даже медведь в наличии, с оскаленной пастью, из которой торчат острые зубы. Пританцовывает, порой обнимает Катерину – Наталию Запивохину, вовлекая в свой неуклюжий танец. Композитор ВАНЕЧКА (Оркестр приватного танца) дарит Хору весело исполняемые невеселые песенки, которые, совсем как в настоящей античной драме, комментируют происходящее. Но не впрямую, а уходя в суть, вглубь проблемы. Спектакль Галины Зальцман не о быте из истории российской глу- бинки позапрошлого века. Он о тотальной несвободе, заключаю- щей в себя любое проявление жизни. Потому что так сложилось, так заведено, а выход только один – могила. Но еще и о природной человеческой вольности, стремлении к бунту. Он здесь тоже есть – прямой, как у Катерины – Запивохиной, и потаенный, но угадывающийся практически у каждого персонажа. «Темное цар- ство» этого спектакля весьма неоднородно, если вглядеться в него попристальнее. И все же оно целиком противостоит Катерине как явному протагонисту этой сценической игры. Она и существует здесь в иной актерской манере и ином ключе – не притворяется, не надевает маску, подобно всем прочим, и в странные ритуалы включается без энтузиазма, просто выполняя то, что требуется. Ее место – позади всех, так уж сложилась иерархия в семействе Кабановых. Марфа Игнатьевна Ирины Герасимовой просто по- кажет рукой куда-то назад, и Катерина обреченно становится в общий семейный строй последней. Эта Кабаниха, которую таким грубоватым прозвищем назвать-то язык не повернется, – мастерица в построении ритуалов. Моложавая, стройная, с приторным елейным голоском, но с жестким внутренним стержнем. Но Ирина Герасимова играет ее так, что вдруг придет в голову мысль: а не было ли у этой Марфы Игнатьевны в далеком прошлом чего-то такого, что нынче обрушилось на Катерину? Только она справилась, пережила, затаив при этом глубоко внутри злобную мсти- тельность. Счастье? Не досталось оно ей, так не доставайся же никому, как говорил другой герой Островского. Вот и твердит: «В ноги! », явно потешаясь над тем, как приказание исполняется. Дети ей вряд ли в утешение посланы. Тихон Артёма Ильина не столько забит, сколько привычно индифферентен к маменькиным бредням, которые ему давно опротивели, да деваться некуда. Вот и не скрывает явного желания бежать хоть куда-то, за- гулять да хоть так жизнь почувствовать. Варвара же в исполнении Ольги Беликовой – та еще оторва, рыжеволосая бестия, способ- ная подключиться к Хору, вызывающе исполнив собственные от- кровения. И Катерину вроде любят оба, но понять не могут, а по- тому лучше отстраниться, бросив ей: «Бог с тобой»! Выживать-то нужно в одиночку. Савёл Прокофьевич Дикой у Михаила Окунева – тоже человек с двойным дном. Страсти внутри него кипят нешуточные, как с ними справиться, как утишить, непонятно. Поэтому и орет раз- драженно на Бориса – Игоря Костина, без дела, привычно. А когда уж совсем невмоготу, идет к старой знакомой Марфе Игнатьевне да укладывается к ней на колени, чтобы успокоила, по голове по- гладила. И смотрит этот Дикой у Окунева так, что видно без труда: все понимает, ничего не нравится, сочувствует даже, только опять же вырваться некуда, да и возраст уже. Катерина Наталии Запивохиной похожа на черную птицу с подпаленным крылом. Порывистая, страстная, открытая, в ней столько нерастраченной любви, что, кажется, не выплесни она ее на кого- нибудь, разорвет изнутри. Любви разной – и жалостливой, как к мужу, и чувственной, как к любовнику. Она целует, обнимает, бросается на шею, осыпает жаркими словами, потому что по-другому не может. Впрочем, в спектакле Галины Зальцман Катерина свою гибель предчувствует, осознает еще в прологе, когда, притулившись на валуне, словно «видит» свою могилку под деревом. Она здесь – иная, пришлая, никому не понятная, пытающаяся смиряться, но не получается. В омской «Грозе» нет многих видимых эпизодов из пьесы, но они не пропадают, движение жизни характера играется актрисой «внутри», но абсолютно ощутимо для зрителей. А потому эти ужас, мрак, страх, отчаяние как-то сами собой про- никают и в зрителей, размыкая сценическое пространство, принимая те эмоции, которые в нем рождаются. Эти спектакли я видела впервые, но большим удовольствием было пересмотреть те постановки, что когда-то уже запали в душу. Они совсем не изменились, вернее, выросли в своей слаженности и гармонии, как, например, работа совсем молодого режиссера Арины Гулимовой «Мой дедушка был вишней» по произведению Анджелы Нанетти. Я уже писала о том, что вроде бы детская исто- рия в Омской драме стала спектаклем для семейного визита в театр. Добрая, временами сентиментальная, не обходящая сложных тем, выполненная в игровом ключе, но с сохранением психологических нюансов и подробностей. И виданное ли дело, что в та- ком спектакле, зачастую идущем по утрам, занят весь актерский цвет театра. Выдающаяся работа Михаила Окунева, сыгравшего деревенского деда Оттавиано, кажется, открыла новые грани его таланта. Под стать ему деревенская бабушка Теодолинда в исполнении Ирины Герасимовой, хранительница семейного очага. А как выразительны городские дедушка и бабушка (Николай Миха- левский и Татьяна Филоненко), контрастирующие с прочей родней. Молодой актер Леонид Калмыков играет Тонино, от лица которого ведется рассказ, не превращаясь в «ребенка», но оставаясь пусть еще маленьким, но человеком. И героическая мама (Мария Токарева), вступающая в борьбу за семейное наследие, и сдержанный папа (Егор Уланов), все отыгрывают свои партии по верным нотам, сливаясь в гармоничный ансамбль. Спектакль «С днем рождения, Папа! » поставлен режиссером Романом Габриа по мотивам пьесы Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше» и помещен в постоянно меняющее свои очертания сценическое пространство Анвара Гумарова. Главный герой Большой Па здесь раздвоился на больного Поллита-старшего (Олег Теплоухов) и здорового (Сергей Оленберг). Теплоухову удалось сыграть финал судьбы героя, становясь почти тенью, трупом на столе, умирая и воскресая вновь, чтобы отчаянно напомнить об одиночестве некогда сильного человека. То, чего не осознал еще полный витальности здоровый Поллит – Оленберг. И пусть в этом спектакле не раскрываются все линии и темы Уильямса, он все равно завораживает своей красотой, вспышками откровений, в которых чувствуется глубоко скрытая боль. «Небо позднего августа» Пётр Шерешевский поставил по трем современным пьесам: «Переспать с Леной и умереть» Тони Яблочкиной, «Как я простил прапорщика Кувшинова» Ивана Антонова и «Небо позднего августа» Игоря Яковлева. Эти пьесы не играются последовательно, друг за другом, но разделены на эпизоды, перетекают одна в другую, сближась и расходясь, представив в итоге одну большую историю человека, потерявшего себя в реалиях собственной жизни, ищущего выход и смысл. И хо- чется вновь отметить актеров, благодаря которым сложный замысел Шерешевского был идеально воплощен на сцене: Руслана Шапорина (Алексей), Егора Уланова (Толик), Кристину Лапшину (Лена), Алину Егошину (Лена), Николая Михалевского (Владимир Петрович). И, конечно, запомнился стильный, смешной и печальный одновременно спектакль Александра Баргмана «На чемоданах» по пьесе Ханоха Левина с участием многих звезд театра: Валерии Прокоп, Татьяны Филоненко, Николая Михалевского, Ирины Герасимовой. А московским зрителям остается ждать новых гастролей Омского театра драмы, ведь каждый театральный сезон дарит немало отличных спектаклей, значение которых, так уж повелось, выходит далеко за географические границы. И хочется верить, что эти ожидания непременно сбудутся.