Не помню, чтобы в России была внятная сценическая история этой пьесы Уильямса. Екатерина Райкова-Мерц сделала новый перевод, избавив нас от ряда второстепенных персонажей и подробностей быта американского юга. В ее редакции текста значительно меньше апелляций к античному мифу, слог героев стал проще, не таким напыщенным, диалоги короткими. И все-таки за плечами каждого подробно решенного героя стоит его символическая тень, двойник.
Художественная система спектакля биполярная: приемы эпического театра, спектакль-концерт, в котором солистка берет на себя функцию эпического «сказителя», с одной стороны, и самые прямые способы безусловного воздействия – с другой. Таким прямым фактором воздействия становятся, например, собаки. И прежде чем дрессировщики выведут на сцену крупных немецких овчарок, изнутри при звуках лая тошнотворной волной поднимается безотчетная тревога. Эти звуки заставляют всколыхнуться общее историческое коллективное бессознательное, ощутить себя частью мира, где хоть и нет ни вышек, ни колючей проволоки, но все делятся на две категории – охрана и заключенные, палачи и их жертвы.
Неслучайно вводным обстоятельством спектакля становится «закадровый» побег и расстрел одного из арестантов здешних мест. Неслучайно в редакции Мерц-Райковых не болтовня местных кумушек Бьюлы и Долли открывает спектакль, а лихорадочный диалог местной юродивой Ви Толбет с Вэлом, прерываемый появлением шерифа Толбета (Александр Гончарук) с его самоуверенной повадкой и ленивой грацией насильника из фильмов Тарантино или братьев Коэнов, и его псов.
И концертные приемы кабаре, и алое платье солистки нужны Мерц-Райкову только для того на самом деле, чтобы напомнить Tween Peaks, обозначить зловещую инфернальную природу места, скрытую угрозу.
Вэл Егора Уланова – не герой. Юноша в золотистой куртке из змеиной кожи с преждевременно поседевшими висками – только беглец, кажется, этот городок – его последнее пристанище, где можно наконец попытаться слиться со средой, вступить в жизнь, где ему не надо будет больше никого обслуживать (в тексте спектакля ни о чем не говорится буквально, но полупьяные-полубезумные речи Кэрол Катрир выдают его тайну: мальчика-вора и мальчика-проститутки).
Красота героя и его обособленность становятся его проклятием. К Вэлу липнут решительно все женщины: каждая видит в нем то, что хочет увидеть, для каждой из которых этот персонаж практически без свойств становится или функцией, или олицетворением какого-то качества. Для Долли и Бьюлы он – обслуживающий персонал, тот, кто удовлетворит их эротические аппетиты. Для визионерки Ви (Ирина Герасимова) – Спаситель. Для беззаконной пророчицы, отринутой всеми, будто какая-нибудь Кассандра, Кэрол Катрир (Юлия Пошелюжная), – тот, с кем можно сбежать в царство свободы, кажется, иллюзорной (Вэл точно знает – ее нет нигде, ни здесь, ни за пределами города).
Несильный герой, Вэл ускользает от определений, уходит от контактов, тщательно оберегает свою суверенность. Важно, что он и Лейди – два максимально закрытых, одиноких существа, между которыми невозможны ни отношения, ни близость, но только сговор двух жертв.
Лейди Торренс Екатерины Потаповой – не Эвридика, скорее Персефона – Кора, так давно похищенная Джейбом – Аидом здешних мест, что кажется, будто от этой женщины остался только пепел. Тусклый голос, невыразительные жесты, гладкий пучок волос – кажется, что героиня сделала максимально возможное, чтобы слиться со средой, сделаться максимально незаметной. И даже ее влечение к Вэлу какой-то другой, вампирической природы. Сходясь с ним, узнав правду об убийстве своего отца, она выходит на тропу войны против целого города и использует Вэла в ней. Это воительница, в которой все женское сгорело вместе с предательством Дэвида Катрира и убийством своего нерожденного ребенка. Новый имидж Лейди, готовящейся к открытию своего магазина, своего рода униформа: алое платье, черные перчатки, высокая прическа, боевой раскрас – все говорит о ее выходе на тропу войны.
Удивителен образ Джейба Торренса в исполнении Ивана Маленьких. При первом появлении это старик с дребезжащим голосом, подточенный болезнью, едва стоящий на ногах. И кажется, что Джейба в равной мере разрушила не столько болезнь, сколько злоба, душащая его изнутри. Но парадокс в том, что именно ненависть придает ему силы, не дает умереть, поддерживает в этом состоянии полутрупа между жизнью и смертью. Черный силуэт с пистолетом в руке в контровом освещении, возникающий в финальной сцене, уже не человек. Это и есть сама смерть, хозяин города.
Финальная реплика умирающей Лейди: «Я победила» – еще один парадокс. Потому что спектакль, безусловно, заканчивается победой смерти. Но, возможно, небытие здесь действительно если не победа, то единственный выход из мира, которым правит насилие.
Художественная система спектакля биполярная: приемы эпического театра, спектакль-концерт, в котором солистка берет на себя функцию эпического «сказителя», с одной стороны, и самые прямые способы безусловного воздействия – с другой. Таким прямым фактором воздействия становятся, например, собаки. И прежде чем дрессировщики выведут на сцену крупных немецких овчарок, изнутри при звуках лая тошнотворной волной поднимается безотчетная тревога. Эти звуки заставляют всколыхнуться общее историческое коллективное бессознательное, ощутить себя частью мира, где хоть и нет ни вышек, ни колючей проволоки, но все делятся на две категории – охрана и заключенные, палачи и их жертвы.
Неслучайно вводным обстоятельством спектакля становится «закадровый» побег и расстрел одного из арестантов здешних мест. Неслучайно в редакции Мерц-Райковых не болтовня местных кумушек Бьюлы и Долли открывает спектакль, а лихорадочный диалог местной юродивой Ви Толбет с Вэлом, прерываемый появлением шерифа Толбета (Александр Гончарук) с его самоуверенной повадкой и ленивой грацией насильника из фильмов Тарантино или братьев Коэнов, и его псов.
И концертные приемы кабаре, и алое платье солистки нужны Мерц-Райкову только для того на самом деле, чтобы напомнить Tween Peaks, обозначить зловещую инфернальную природу места, скрытую угрозу.
Вэл Егора Уланова – не герой. Юноша в золотистой куртке из змеиной кожи с преждевременно поседевшими висками – только беглец, кажется, этот городок – его последнее пристанище, где можно наконец попытаться слиться со средой, вступить в жизнь, где ему не надо будет больше никого обслуживать (в тексте спектакля ни о чем не говорится буквально, но полупьяные-полубезумные речи Кэрол Катрир выдают его тайну: мальчика-вора и мальчика-проститутки).
Красота героя и его обособленность становятся его проклятием. К Вэлу липнут решительно все женщины: каждая видит в нем то, что хочет увидеть, для каждой из которых этот персонаж практически без свойств становится или функцией, или олицетворением какого-то качества. Для Долли и Бьюлы он – обслуживающий персонал, тот, кто удовлетворит их эротические аппетиты. Для визионерки Ви (Ирина Герасимова) – Спаситель. Для беззаконной пророчицы, отринутой всеми, будто какая-нибудь Кассандра, Кэрол Катрир (Юлия Пошелюжная), – тот, с кем можно сбежать в царство свободы, кажется, иллюзорной (Вэл точно знает – ее нет нигде, ни здесь, ни за пределами города).
Несильный герой, Вэл ускользает от определений, уходит от контактов, тщательно оберегает свою суверенность. Важно, что он и Лейди – два максимально закрытых, одиноких существа, между которыми невозможны ни отношения, ни близость, но только сговор двух жертв.
Лейди Торренс Екатерины Потаповой – не Эвридика, скорее Персефона – Кора, так давно похищенная Джейбом – Аидом здешних мест, что кажется, будто от этой женщины остался только пепел. Тусклый голос, невыразительные жесты, гладкий пучок волос – кажется, что героиня сделала максимально возможное, чтобы слиться со средой, сделаться максимально незаметной. И даже ее влечение к Вэлу какой-то другой, вампирической природы. Сходясь с ним, узнав правду об убийстве своего отца, она выходит на тропу войны против целого города и использует Вэла в ней. Это воительница, в которой все женское сгорело вместе с предательством Дэвида Катрира и убийством своего нерожденного ребенка. Новый имидж Лейди, готовящейся к открытию своего магазина, своего рода униформа: алое платье, черные перчатки, высокая прическа, боевой раскрас – все говорит о ее выходе на тропу войны.
Удивителен образ Джейба Торренса в исполнении Ивана Маленьких. При первом появлении это старик с дребезжащим голосом, подточенный болезнью, едва стоящий на ногах. И кажется, что Джейба в равной мере разрушила не столько болезнь, сколько злоба, душащая его изнутри. Но парадокс в том, что именно ненависть придает ему силы, не дает умереть, поддерживает в этом состоянии полутрупа между жизнью и смертью. Черный силуэт с пистолетом в руке в контровом освещении, возникающий в финальной сцене, уже не человек. Это и есть сама смерть, хозяин города.
Финальная реплика умирающей Лейди: «Я победила» – еще один парадокс. Потому что спектакль, безусловно, заканчивается победой смерти. Но, возможно, небытие здесь действительно если не победа, то единственный выход из мира, которым правит насилие.
