У Анджея Бубеня – польского режиссера с российским гражданством, служившего главрежем Театра на Васильевском, активно сотрудничающего с Балтдомом, я не видела ни одного НЕЗНАЧИТЕЛЬНОГО спектакля. Его постановки в Омской драме («Август. Графство Оссейдж» Трейси Леттса, и «Смерть не велосипед, чтоб ее у тебя украли» Биляны Срблянович) – развернутые, подробные исследования трансформаций человека, стали достоянием академической сцены, даром для рефлексирующей публики, жаждущей эмпатии. Вот и премьерный «Визит дамы» стал емким художественным высказыванием с неоспоримо актуальной повесткой. «Богатство только тогда имеет ценность, когда оно покоится на милосердии, а милосердия достоин только тот, кто жаждет милосердия» – эту цитату из пьесы можно считать квинтэссенцией содержания, но она не звучит в спектакле, для которого использован довольно свежий перевод Николая Оттена и Людмилы Черной. Да и сама пьеса, датированная 1956 годом, сокращена не в ущерб смыслам, а ради уникальной атмосферы, создаваемой ритмом укороченных реплик, волнующей музыкой (композитор – Глеб Колядин) и звуковыми шумами, умелым использованием видео, отсылающего к шедеврам кинематографа и изобразительного искусства. Само изысканное мизансценирование имеет отношение к изоискусству – режиссер распределяет фигуры персонажей в причудливом, постоянно меняющемся графическом рисунке, как «войска» на шахматной доске или геометрические картинки вращающегося калейдоскопа. Действие в массовых сценах крайне редко распадается на хаос броуновского движения; живая графика удивительным образом воздействует, структурируя зрительское внимание, держит в напряжении. Вот почему «Визит дамы» идеально смотреть с расстояния, с галерки и ярусов, чтобы наблюдать превращения, перетекания форм. «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии». Впрочем, лица крупным планом, запечатленные беспристрастной камерой в режиме реального времени и транслирующиеся на замшелых стенах старого Гюллена, – едва ли не самое выразительное, что есть в спектакле. Они словно напоминание, что на свете нет ничего интереснее Человека.
...Вокзал погружен в синеву сумерек, и сумрак – не столько время действия, сколько синоним социальной депрессии, свойственной разоренному, обнищавшему городу. «Вот и осталось в жизни –
смотреть, как проносятся поезда», – распевает Хор, констатируя без тени досады или отчаяния, на пасторально-лирический мотив. Рефрены Хора – принадлежности античных трагедий –
точно выражают провинциальное простодушие, а также помечают жанр. Автор обозначил пьесу, как трагикомедию, а играть ее, на самом деле, можно и как чистую комедию абсурда, но режиссер Бубень выбрал бескомпромиссность трагедии, полной гибели всерьез, при том что позволил актерам в полной мере проявить комедийные таланты, задействовать запал острохарактерности, импровизационность. У Бургомистра – актера Ивана Маленьких, Священника – Виталия Семёнова, и особенно у Учителя и Полицейского – Владислава Пузырникова, и заслуженного артиста РФ Александра Гончарука есть эпизоды, сопоставимые по природе юмора с гоголевской инфернальностью, когда смех укрывает жуть, хтонические бездны. Недаром в абстрактных видеопроекциях второго действия возникают фрагменты картин Иеронима Босха, в частности, из его триптиха «Страшный суд». Город Гюллен, ожидающий приезда родившейся здесь мультимиллионерши Клары Цаханассьян, как мессии, как благодетельницы, оказывается во власти демоницы, вознамерившейся свершить свой страшный суд, осуществить беспощадно-безрассудную месть.
«Добро пожаловать, КЛЕ» – развернут плакат с тем сокращенным именем, которым Клару называли в юности. Она появляется, скандаля с начальником поезда, не делающим остановку на столь мелкой станции. И, не сбавляя тона, ничуть не умиляясь возвращению в прошлое, когда лазала по крышам и плевала сверху на прохожих, преимущественно мужчин, без тени сентиментальности выпаливает вопросы былому возлюбленному: как ты называл меня тогда? Как я называла тебя?.. Маленькая, как девочка, рыжеволосая, облаченная в элегантное, лаконичное траурное черное, она божественно красива, – сразу становится ясно, почему режиссер Анджей Бубень исключил из оригинального заглавия пьесы «Визит старой дамы» определение возраста. Старость – это бессилие, а дюрренматтовская героиня сильна, в ней бродят соки чувственности, и она умело пользуется женскою властью, притом предпочитает опираться на власть своих немереных денег, которые уж точно никогда не подводили. Актриса Ирина Герасимова, исполняющая Клару, подсвечивает свою природную красоту неисповедимым внутренним огнем, существованием на высочайшем накале. Незабываем взгляд ее серьезных глаз на вокзале. Бестрепетное лицо, властный голос, и жадно впитывающие, внимательные глаза, от которых не укрывается ни одна мелочь. Можно дофантазировать, что безупречное лицо миллиардерши – результат работы пластических хирургов, как и ее успешно протезированные рука и нога. Однако она – жертва многих катастроф, многократно возрождавшаяся, как Феникс, превратилась в один сплошной протез, отвергнув все чувства, кроме взращивания пережитой боли, обиды на отвернувшегося возлюбленного, одиноких родов, отказа от материнства, позорной участи шлюхи и прочая, что они затмили все ее достижения, переход из изгойства во всевластие. Клара настолько одержима и ослеплена местью, что не желает видеть – мстить-то некому! Сама жизнь уже да но покарала Илла, ее возлюбленного, подвергнув медленной пытке обыденностью. Илл – народный артист РФ Михаил Окунев – отчасти невинен, потому что лишен того огромного личностного потенциала, какой есть у Клары. Он смалодушничал, женившись не на нищей беременной «дикой кошке» и «колдунье», а на прелестнице с приданым. Кстати, Екатерина Потапова, заслуженная артистка РФ, в образе жены Илла заставляет вспомнить «Попытку ревности» Марины Цветаевой:
Как живется вам с другою? –
Проще ведь? – Удар весла! –
Линией береговою
Скоро ль память отошла
обо мне – плавучем острове (по небу, не по волнам)
Души, души, быть вам сестрами, не любовницами – вам!
Как живется вам с другою
Женщиною без божеств,
Государыню с престола свергши
(с оного сошед).
Это тот стих, в котором поэтесса вопрошает: «С пошлиной бессмертной пошлости как справляетесь, бедняк?» И обнажает не стихающую любовь и боль обращением «избранному моему».
По ходу спектакля Анджея Бубеня у меня, как наверняка и у многих зрителей, возникал вопрос: а была ль любовь? Именно о любви почти не говорится, даже в сцене встречи в лесу, в сарае, где сеновал служил ложем страсти, былые любовники не говорят о чувствах, избегают касаний и визуального контакта. Все, что угодно, кроме признаний в любви. Так и обстоят дела у современного человека, запретившего себе чувствования, эмпатию в обмен на какое-никакое спокойное существование, исполнение социальных ритуалов, соблюдение приличий. Любовь выбивает из колеи обыденности, нивелирующей человека. Илл, не имевший смелости в юности, все же не безнадежен. Перед лицом неминуемой гибели он собирает внутри себя всю мужественность, на которую способен, чтобы не пасть уже не в глазах Клары, а в собственных, не поступиться достоинством. Мощная работа Окунева в огромном диапазоне от наивности простака до прозрения и неимоверных мук, сопоставимых с самосудом и самоказнью. Особенность премьерного спектакля Анджея Бубеня в том, что он лишен морализаторского пафоса, но провоцирует работу воображения, задействует «сердца выстывший мотор» и поток вопросов прежде всего к себе.
«Я пытался уйти от любви. Я брал острою бритву и правил себя. Я закрылся в сарае, я резал кожаные ремни, стянувшие слабую грудь», – подпевала я Бутусову, «Наутилусу-Помпилиусу», когда уже посмотрела и пересмотрела «Визит дамы» и из чувства самосохранения запретила себе думать о том. Но, что бы я ни делала, все указывало на насущность пьесы Дюрренматта. Например, читая новый роман норвежца Ю Несбё «Королевство», вышедший в этом трагичном 2020-м году (несерийный, не о детективе Харри Холе, а настоящий психологический роман), прямо-таки запнулась о строки: «Ведь главное в жизни – это заслужить признание дома, там, где, как тебе кажется, тебя недооценили и где тебе одновременно хочется и отомстить, и стать освободителем». Это – абсолютно о Кларе Цаханассьян, той самой жаждущей возмездия героине, которая ГОДАМИ, всей жизнью и биографией готовила визит в родной город, разоряя его, чтобы вернуться «на коне» и «облагодетельствовать». Меня в свое время совершенно не убедила экранизация пьесы с Екатериной Васильевой в главной роли, но постоянно перед мысленным взором Ирина Герасимова, которая в образе Клары перестрадала за всех нас, грешных.
Была ль любовь? – Была, есть и будет.
...Вокзал погружен в синеву сумерек, и сумрак – не столько время действия, сколько синоним социальной депрессии, свойственной разоренному, обнищавшему городу. «Вот и осталось в жизни –
смотреть, как проносятся поезда», – распевает Хор, констатируя без тени досады или отчаяния, на пасторально-лирический мотив. Рефрены Хора – принадлежности античных трагедий –
точно выражают провинциальное простодушие, а также помечают жанр. Автор обозначил пьесу, как трагикомедию, а играть ее, на самом деле, можно и как чистую комедию абсурда, но режиссер Бубень выбрал бескомпромиссность трагедии, полной гибели всерьез, при том что позволил актерам в полной мере проявить комедийные таланты, задействовать запал острохарактерности, импровизационность. У Бургомистра – актера Ивана Маленьких, Священника – Виталия Семёнова, и особенно у Учителя и Полицейского – Владислава Пузырникова, и заслуженного артиста РФ Александра Гончарука есть эпизоды, сопоставимые по природе юмора с гоголевской инфернальностью, когда смех укрывает жуть, хтонические бездны. Недаром в абстрактных видеопроекциях второго действия возникают фрагменты картин Иеронима Босха, в частности, из его триптиха «Страшный суд». Город Гюллен, ожидающий приезда родившейся здесь мультимиллионерши Клары Цаханассьян, как мессии, как благодетельницы, оказывается во власти демоницы, вознамерившейся свершить свой страшный суд, осуществить беспощадно-безрассудную месть.
«Добро пожаловать, КЛЕ» – развернут плакат с тем сокращенным именем, которым Клару называли в юности. Она появляется, скандаля с начальником поезда, не делающим остановку на столь мелкой станции. И, не сбавляя тона, ничуть не умиляясь возвращению в прошлое, когда лазала по крышам и плевала сверху на прохожих, преимущественно мужчин, без тени сентиментальности выпаливает вопросы былому возлюбленному: как ты называл меня тогда? Как я называла тебя?.. Маленькая, как девочка, рыжеволосая, облаченная в элегантное, лаконичное траурное черное, она божественно красива, – сразу становится ясно, почему режиссер Анджей Бубень исключил из оригинального заглавия пьесы «Визит старой дамы» определение возраста. Старость – это бессилие, а дюрренматтовская героиня сильна, в ней бродят соки чувственности, и она умело пользуется женскою властью, притом предпочитает опираться на власть своих немереных денег, которые уж точно никогда не подводили. Актриса Ирина Герасимова, исполняющая Клару, подсвечивает свою природную красоту неисповедимым внутренним огнем, существованием на высочайшем накале. Незабываем взгляд ее серьезных глаз на вокзале. Бестрепетное лицо, властный голос, и жадно впитывающие, внимательные глаза, от которых не укрывается ни одна мелочь. Можно дофантазировать, что безупречное лицо миллиардерши – результат работы пластических хирургов, как и ее успешно протезированные рука и нога. Однако она – жертва многих катастроф, многократно возрождавшаяся, как Феникс, превратилась в один сплошной протез, отвергнув все чувства, кроме взращивания пережитой боли, обиды на отвернувшегося возлюбленного, одиноких родов, отказа от материнства, позорной участи шлюхи и прочая, что они затмили все ее достижения, переход из изгойства во всевластие. Клара настолько одержима и ослеплена местью, что не желает видеть – мстить-то некому! Сама жизнь уже да но покарала Илла, ее возлюбленного, подвергнув медленной пытке обыденностью. Илл – народный артист РФ Михаил Окунев – отчасти невинен, потому что лишен того огромного личностного потенциала, какой есть у Клары. Он смалодушничал, женившись не на нищей беременной «дикой кошке» и «колдунье», а на прелестнице с приданым. Кстати, Екатерина Потапова, заслуженная артистка РФ, в образе жены Илла заставляет вспомнить «Попытку ревности» Марины Цветаевой:
Как живется вам с другою? –
Проще ведь? – Удар весла! –
Линией береговою
Скоро ль память отошла
обо мне – плавучем острове (по небу, не по волнам)
Души, души, быть вам сестрами, не любовницами – вам!
Как живется вам с другою
Женщиною без божеств,
Государыню с престола свергши
(с оного сошед).
Это тот стих, в котором поэтесса вопрошает: «С пошлиной бессмертной пошлости как справляетесь, бедняк?» И обнажает не стихающую любовь и боль обращением «избранному моему».
По ходу спектакля Анджея Бубеня у меня, как наверняка и у многих зрителей, возникал вопрос: а была ль любовь? Именно о любви почти не говорится, даже в сцене встречи в лесу, в сарае, где сеновал служил ложем страсти, былые любовники не говорят о чувствах, избегают касаний и визуального контакта. Все, что угодно, кроме признаний в любви. Так и обстоят дела у современного человека, запретившего себе чувствования, эмпатию в обмен на какое-никакое спокойное существование, исполнение социальных ритуалов, соблюдение приличий. Любовь выбивает из колеи обыденности, нивелирующей человека. Илл, не имевший смелости в юности, все же не безнадежен. Перед лицом неминуемой гибели он собирает внутри себя всю мужественность, на которую способен, чтобы не пасть уже не в глазах Клары, а в собственных, не поступиться достоинством. Мощная работа Окунева в огромном диапазоне от наивности простака до прозрения и неимоверных мук, сопоставимых с самосудом и самоказнью. Особенность премьерного спектакля Анджея Бубеня в том, что он лишен морализаторского пафоса, но провоцирует работу воображения, задействует «сердца выстывший мотор» и поток вопросов прежде всего к себе.
«Я пытался уйти от любви. Я брал острою бритву и правил себя. Я закрылся в сарае, я резал кожаные ремни, стянувшие слабую грудь», – подпевала я Бутусову, «Наутилусу-Помпилиусу», когда уже посмотрела и пересмотрела «Визит дамы» и из чувства самосохранения запретила себе думать о том. Но, что бы я ни делала, все указывало на насущность пьесы Дюрренматта. Например, читая новый роман норвежца Ю Несбё «Королевство», вышедший в этом трагичном 2020-м году (несерийный, не о детективе Харри Холе, а настоящий психологический роман), прямо-таки запнулась о строки: «Ведь главное в жизни – это заслужить признание дома, там, где, как тебе кажется, тебя недооценили и где тебе одновременно хочется и отомстить, и стать освободителем». Это – абсолютно о Кларе Цаханассьян, той самой жаждущей возмездия героине, которая ГОДАМИ, всей жизнью и биографией готовила визит в родной город, разоряя его, чтобы вернуться «на коне» и «облагодетельствовать». Меня в свое время совершенно не убедила экранизация пьесы с Екатериной Васильевой в главной роли, но постоянно перед мысленным взором Ирина Герасимова, которая в образе Клары перестрадала за всех нас, грешных.
Была ль любовь? – Была, есть и будет.
