Мир, в котором живет Лейди Торренс (Екатерина Потапова), устремлен вверх — деревянный настил поднят под углом, дощатая стена уходит под самые колосники, даже приветственный плакат для Джэйба обитатели городка подвешивают так высоко, что рабочим сцены приходится для этого использовать две колоссально высокие стремянки (художник Фемистокл Атмадзас).
А раз все пространство тянется ввысь, то получается, что герои этой истории находятся внизу. Они не будут стремиться вверх, о высоком здесь говорит лишь полусумасшедшая жена шерифа Ви Толбет (Ольга Солдатова): она охвачена христианскими видениями, которые выдает ее больной мозг, травмированный жестокими выходками мужа Джордана (Александр Гончарук) — шерифа, который привык расправляться с несогласными, cпуская на них свору собак.
Собаки у Мерца-Райкова жестко разрывают выверенные по миллиметру пространство и ритм спектакля: они, конечно, слушаются своих суровых дрессировщиков, еле слышно отдающих команды, но складывается ощущение, что эти мощные звери, работающие на сцене без поводка, и впрямь стихия, управлять которой может лишь бескомпромиссный Джордан.
Вся власть здесь у сильных. Некогда сильным был и муж Лейди Джэйб (Иван Маленьких), болезнь ослабила его физически, но не духовно — Джэйб разговаривает с Лейди полуревом-полукриком, как дрессировщик с непослушным животным. Сценографическая вертикаль спектакля — винтовая лестница — здесь для Джэйба. Он лишь один раз поднимется по ней, еще в начале спектакля, а все остальное время будет незримо нависать над героями, которые живут и страдают вполне по Сартру, потому что «ад — это другие».
Женщины здесь приспособленки: подружки Долли (Лариса Свиркова) и Бьюла (Татьяна Прокопьева) — типичные южноамериканские сплетницы-лизоблюдки. Ви, художница — забитый жизнью синий чулок, непонятно как оказавшаяся замужем за цербером-шерифом. Кэрол Катрир (Юлия Пошелюжная) — прекрасная девушка, ставшая изгоем из-за своих откровенных выходок.
В «Орфее» обязательно должна быть музыка — у драматурга, например, сам Орфей-Вэл поет и играет на гитаре. У Мерца звучит живая музыка: бэнд, примостившийся в углу сцены за масштабной декорацией, сопровождает напряженной роковой музыкой все происходящее. Солисткой становится Кэрол Катрир — Юлия Пошелюжная прекрасно исполняет блюзовые мелодии глубоким низким голосом. Единожды запоет и Орфей (Егор Уланов), то ли случайно, то ли нарочно коверкая английские слова. Запев, он даст отсылку к мифологическому сюжету, на котором основана и пьеса Теннесси Уильямса, и спектакль Мерца-Райкова.
Надо оговориться, что в постановке использован перевод Екатерины Райковой-Мерц, которая создала сценическую версию для омского спектакля. Пьеса весьма преобразилась лексически, а сцены, согласно законам «эпического театра», стали главами, у которых появились заголовки с кратким описанием происходящих событий (они транслировались над сценой и помогали сориентироваться в хронологических перетасовках сюжета). Сценическая версия Райковой-Мерц начнется со встречи Ви и Вэла, в то время как у Уильямса зритель знакомится с Вэлом уже после того, как будет дана экспозиция о Лейди и ее сгоревшем заживо отце. Из пьесы убрана половина второстепенных персонажей, текст стал менее «американским»: здесь нет больше упоминаний о бытовых проблемах южан и чернокожих. В центре лишь история Вэла, Лейди и героев, близких к ним. В омской версии «Орфея…» Вэл (Егор Уланов) инопланетянин: взял и свалился в новый мир. И первая реакция, которая здесь ждет Вэла, — повышенный интерес к нему со стороны женщин. Егор Уланов сгущает загадочность своего персонажа — он не вдается в объяснения, он отстранен от всех, сдержан, он не пытается соблазнять, выворачивать душу, все липнут к Вэлу против его воли. В куртке из змеиной кожи Вэл-Уланов не смотрится смешно или нелепо, но не выглядит и ошалелым модником a la Элвис Пресли. Уланов и пластически, и эмоционально передает внутреннюю отстраненность своего персонажа: он прячет шрамы, свои прошлые грехи, он отнюдь не герой, который решил начать новую жизнь, он тот, кто взял паузу, чтобы попробовать себя в новых обстоятельствах.
Потому он резко реагирует на Кэрол, которая припоминает их прежнее знакомство. Юлия Пошелюжная рисует девушку, вмиг влюбившуюся безответно и потерявшую при этом уважение к себе — она будет вешаться на Вэла и весьма трагически предлагать ему совместное будущее. Для режиссера Вэл и Кэрол — персонажи одного порядка, они залетные птички в этой мрачной клетке, их связывает и один возраст, и общее прошлое, и возможность в финале вырваться, убежать, спастись от этой безысходности вместе — Мерц-Райков подчеркивает это тем, что они единственные поющие персонажи. Вот только Кэрол еще и персонаж-комментатор. В некоторых сценах она созерцает происходящее со стороны, существует не как Кэрол Катрир, а как некий повествователь, только слова ее — это пение.
Эта смена перспектив в рамках восприятия одного героя отсылает нас опять же к Брехту, эпический театр которого — основной закон театра Мерца. Деля пьесу на картины, используя остранение персонажей, включая в спектакль песни-зонги, он делает сценическое повествование осмысленным, выстраивает отношения со зрителем, помогая ему включиться в историю.
Вэл тоже персонаж-наблюдатель: во многих мизансценах режиссер располагает его спиной к публике — так, будто мы должны посмотреть на сцену из-за его плеча, увидеть происходящее глазами героя. Вэл персонаж молчаливый, но его взгляд всегда внимательно следит за каждым, кто высказывается на сцене. Это герой из другой вселенной, до самого финала он будет стоять особняком, так и не став здесь своим. Зато частью этого мира является Лейди (Екатерина Потапова). Ее опознавательный знак — бумажный журавлик: она складывает их, чтобы украсить свое заведение Lady`s paradise. Десятки фигурок оригами поднялись вверх, они видны сквозь высокую лестницу, на вершине которой притаился Джэйб — личный мучитель Лейди, которая наконец-то почувствовала себя собой, она знает, что делать, чтобы вырваться из вечного круга домашнего террора и готова отвечать за себя. Ее знакомство и общение с Вэлом — это встреча двух закрытых наглухо людей. И если Лейди уже готова раскрыться, готова к метаморфозам — вот накануне открытия своего бара она настойчиво и смело уговаривает Вэла ночевать в ее доме, — то Вэл окажется закрытым для нее и для всех, ему так и не суждено исповедаться.
Екатерина Потапова играет два состояния Лейди — это и жертва, и освободительница, она кажется одновременно и осторожной, и вызывающе смелой. Флером предчувствия перемен покрыты все слова и действия Лейди. И перемена происходит: скромница превращается в шикарную женщину, готовую совершать поступки. Лирические монологи Лейди, трагическое открытие правды (признание мужа, что он спалил сад на той стороне Лунного озера и убил ее отца) — это новый толчок к переменам. А нежданная новость о беременности, которая звучит упреком героине, преображает Лейди окончательно.
Режиссер завершает линию Лейди практически открытым финалом: вот она показала преображенный магазинчик, вот Вэл лежит у нее в ногах, вот Лейди узнает о беременности и провозглашает свою победу над смертью… Звучат два оглушительных выстрела, и спектакль резко заканчивается. Зрителю предстоит самому догадаться, что обозначают эти выстрелы. Здесь нет подробного финала, как в пьесе Теннесси Уильямса, где Лейди и Вэл погибают, а Кэрол Катрир остается со «змеиной кожей» в руках. Сценическая версия Райковой-Мерц заканчивается элегантной точкой: финальные выстрелы становятся мистической концовкой полубытовой, полумифической истории.
Андреас Мерц-Райков не чужд в этом спектакле эстетизму. Красива конструкция, которая стеной нависает над персонажами, рискуя их прихлопнуть. Красивы актеры в главных ролях (Потапова, Уланов, Пошелюжная — прекрасноликие, будто не из этой вселенной). Красива музыка — блюз одновременно и романтизирует происходящее, и создает настроение безысходности и тоски.
Режиссер рассказал американскую историю, которая по настроению чем-то напоминает «Догвиль» фон Триера (кстати, в багаже у Мерца есть инсценировка «Догвиля» на сцене пермского Театра-Театра) и еще одну «американскую» постановку Омской драмы, с которой театр попрощался в прошлом сезоне, — «Август. Графство Осейдж» Трейси Леттса в постановке Анджея Бубеня.
«Орфей спускается в ад» — спектакль без светлого финала, но со светлой мечтой, которая витает над царством Аида, где злобным лаем заливаются цепные псы.
А раз все пространство тянется ввысь, то получается, что герои этой истории находятся внизу. Они не будут стремиться вверх, о высоком здесь говорит лишь полусумасшедшая жена шерифа Ви Толбет (Ольга Солдатова): она охвачена христианскими видениями, которые выдает ее больной мозг, травмированный жестокими выходками мужа Джордана (Александр Гончарук) — шерифа, который привык расправляться с несогласными, cпуская на них свору собак.
Собаки у Мерца-Райкова жестко разрывают выверенные по миллиметру пространство и ритм спектакля: они, конечно, слушаются своих суровых дрессировщиков, еле слышно отдающих команды, но складывается ощущение, что эти мощные звери, работающие на сцене без поводка, и впрямь стихия, управлять которой может лишь бескомпромиссный Джордан.
Вся власть здесь у сильных. Некогда сильным был и муж Лейди Джэйб (Иван Маленьких), болезнь ослабила его физически, но не духовно — Джэйб разговаривает с Лейди полуревом-полукриком, как дрессировщик с непослушным животным. Сценографическая вертикаль спектакля — винтовая лестница — здесь для Джэйба. Он лишь один раз поднимется по ней, еще в начале спектакля, а все остальное время будет незримо нависать над героями, которые живут и страдают вполне по Сартру, потому что «ад — это другие».
Женщины здесь приспособленки: подружки Долли (Лариса Свиркова) и Бьюла (Татьяна Прокопьева) — типичные южноамериканские сплетницы-лизоблюдки. Ви, художница — забитый жизнью синий чулок, непонятно как оказавшаяся замужем за цербером-шерифом. Кэрол Катрир (Юлия Пошелюжная) — прекрасная девушка, ставшая изгоем из-за своих откровенных выходок.
В «Орфее» обязательно должна быть музыка — у драматурга, например, сам Орфей-Вэл поет и играет на гитаре. У Мерца звучит живая музыка: бэнд, примостившийся в углу сцены за масштабной декорацией, сопровождает напряженной роковой музыкой все происходящее. Солисткой становится Кэрол Катрир — Юлия Пошелюжная прекрасно исполняет блюзовые мелодии глубоким низким голосом. Единожды запоет и Орфей (Егор Уланов), то ли случайно, то ли нарочно коверкая английские слова. Запев, он даст отсылку к мифологическому сюжету, на котором основана и пьеса Теннесси Уильямса, и спектакль Мерца-Райкова.
Надо оговориться, что в постановке использован перевод Екатерины Райковой-Мерц, которая создала сценическую версию для омского спектакля. Пьеса весьма преобразилась лексически, а сцены, согласно законам «эпического театра», стали главами, у которых появились заголовки с кратким описанием происходящих событий (они транслировались над сценой и помогали сориентироваться в хронологических перетасовках сюжета). Сценическая версия Райковой-Мерц начнется со встречи Ви и Вэла, в то время как у Уильямса зритель знакомится с Вэлом уже после того, как будет дана экспозиция о Лейди и ее сгоревшем заживо отце. Из пьесы убрана половина второстепенных персонажей, текст стал менее «американским»: здесь нет больше упоминаний о бытовых проблемах южан и чернокожих. В центре лишь история Вэла, Лейди и героев, близких к ним. В омской версии «Орфея…» Вэл (Егор Уланов) инопланетянин: взял и свалился в новый мир. И первая реакция, которая здесь ждет Вэла, — повышенный интерес к нему со стороны женщин. Егор Уланов сгущает загадочность своего персонажа — он не вдается в объяснения, он отстранен от всех, сдержан, он не пытается соблазнять, выворачивать душу, все липнут к Вэлу против его воли. В куртке из змеиной кожи Вэл-Уланов не смотрится смешно или нелепо, но не выглядит и ошалелым модником a la Элвис Пресли. Уланов и пластически, и эмоционально передает внутреннюю отстраненность своего персонажа: он прячет шрамы, свои прошлые грехи, он отнюдь не герой, который решил начать новую жизнь, он тот, кто взял паузу, чтобы попробовать себя в новых обстоятельствах.
Потому он резко реагирует на Кэрол, которая припоминает их прежнее знакомство. Юлия Пошелюжная рисует девушку, вмиг влюбившуюся безответно и потерявшую при этом уважение к себе — она будет вешаться на Вэла и весьма трагически предлагать ему совместное будущее. Для режиссера Вэл и Кэрол — персонажи одного порядка, они залетные птички в этой мрачной клетке, их связывает и один возраст, и общее прошлое, и возможность в финале вырваться, убежать, спастись от этой безысходности вместе — Мерц-Райков подчеркивает это тем, что они единственные поющие персонажи. Вот только Кэрол еще и персонаж-комментатор. В некоторых сценах она созерцает происходящее со стороны, существует не как Кэрол Катрир, а как некий повествователь, только слова ее — это пение.
Эта смена перспектив в рамках восприятия одного героя отсылает нас опять же к Брехту, эпический театр которого — основной закон театра Мерца. Деля пьесу на картины, используя остранение персонажей, включая в спектакль песни-зонги, он делает сценическое повествование осмысленным, выстраивает отношения со зрителем, помогая ему включиться в историю.
Вэл тоже персонаж-наблюдатель: во многих мизансценах режиссер располагает его спиной к публике — так, будто мы должны посмотреть на сцену из-за его плеча, увидеть происходящее глазами героя. Вэл персонаж молчаливый, но его взгляд всегда внимательно следит за каждым, кто высказывается на сцене. Это герой из другой вселенной, до самого финала он будет стоять особняком, так и не став здесь своим. Зато частью этого мира является Лейди (Екатерина Потапова). Ее опознавательный знак — бумажный журавлик: она складывает их, чтобы украсить свое заведение Lady`s paradise. Десятки фигурок оригами поднялись вверх, они видны сквозь высокую лестницу, на вершине которой притаился Джэйб — личный мучитель Лейди, которая наконец-то почувствовала себя собой, она знает, что делать, чтобы вырваться из вечного круга домашнего террора и готова отвечать за себя. Ее знакомство и общение с Вэлом — это встреча двух закрытых наглухо людей. И если Лейди уже готова раскрыться, готова к метаморфозам — вот накануне открытия своего бара она настойчиво и смело уговаривает Вэла ночевать в ее доме, — то Вэл окажется закрытым для нее и для всех, ему так и не суждено исповедаться.
Екатерина Потапова играет два состояния Лейди — это и жертва, и освободительница, она кажется одновременно и осторожной, и вызывающе смелой. Флером предчувствия перемен покрыты все слова и действия Лейди. И перемена происходит: скромница превращается в шикарную женщину, готовую совершать поступки. Лирические монологи Лейди, трагическое открытие правды (признание мужа, что он спалил сад на той стороне Лунного озера и убил ее отца) — это новый толчок к переменам. А нежданная новость о беременности, которая звучит упреком героине, преображает Лейди окончательно.
Режиссер завершает линию Лейди практически открытым финалом: вот она показала преображенный магазинчик, вот Вэл лежит у нее в ногах, вот Лейди узнает о беременности и провозглашает свою победу над смертью… Звучат два оглушительных выстрела, и спектакль резко заканчивается. Зрителю предстоит самому догадаться, что обозначают эти выстрелы. Здесь нет подробного финала, как в пьесе Теннесси Уильямса, где Лейди и Вэл погибают, а Кэрол Катрир остается со «змеиной кожей» в руках. Сценическая версия Райковой-Мерц заканчивается элегантной точкой: финальные выстрелы становятся мистической концовкой полубытовой, полумифической истории.
Андреас Мерц-Райков не чужд в этом спектакле эстетизму. Красива конструкция, которая стеной нависает над персонажами, рискуя их прихлопнуть. Красивы актеры в главных ролях (Потапова, Уланов, Пошелюжная — прекрасноликие, будто не из этой вселенной). Красива музыка — блюз одновременно и романтизирует происходящее, и создает настроение безысходности и тоски.
Режиссер рассказал американскую историю, которая по настроению чем-то напоминает «Догвиль» фон Триера (кстати, в багаже у Мерца есть инсценировка «Догвиля» на сцене пермского Театра-Театра) и еще одну «американскую» постановку Омской драмы, с которой театр попрощался в прошлом сезоне, — «Август. Графство Осейдж» Трейси Леттса в постановке Анджея Бубеня.
«Орфей спускается в ад» — спектакль без светлого финала, но со светлой мечтой, которая витает над царством Аида, где злобным лаем заливаются цепные псы.
