Итальянка с русскими и грузинскими корнями, ученица Вениамина Фильштинского, Алессандра Джунтини – не новичок в Омской драме. В 2013 году она поставила в трюме театра антиутопию по пьесе С. Сологуб «Свет в конце», выросшую из эскизного показа Лаборатории современной драматургии. Второй работой Джунтини в Омске стал спектакль по киносценарию Пьера Паоло Пазолини «Mamma Roma», пьеса молодого драматурга Аси Волошиной.
Фильм Пазолини, снятый в 1962 году, с Анной Маньяни в главной роли, считается образцом неореализма.
Проститутка по прозвищу Мама Рома решает завязать с постылым ремеслом. Она забирает из деревни росшего, как сорняк, 16-летнего сына Этторе, чтобы начать с ним новую жизнь в Риме. Но мечтам не сбыться: Мама Рома возвращается на панель, а ее сын умирает.
Спустя полвека Джунтини вовсе не стремится следовать за легендарным режиссером, она создает свою версию истории об одинокой матери, безоглядно любящей своего ребенка.
В центре спектакля – тема родительской любви, противопоставленной жестокости окружающего мира, силе обстоятельств. Причем у Волошиной и Джунтини помимо образа Мамы Ромы – матери Италии – появляется и трагический образ отца.
Входящие в зал зрители видят «модернистские» колонны в виде железных бочек, увенчанных капителью, и мусорные баки. В двух шагах от первого ряда большой стол, словно перекочевавший из фильма Пазолини, – на похожем связанный-распятый умирал в тюрьме Этторе. На этом столе сидит мужчина (Олег Теплоухов), он задумчив и сосредоточен, что-то бормочет и без особого интереса посматривает на публику. «Джузеппе, вроде поэт», – так он обозначен в программке. Джузеппе сошел с ума после смерти сына, съеденного свиньей, – эту историю мы узнаем от других персонажей, не упускающих возможности посмеяться над безумцем. Джузеппе ищет, зовет своего ребенка и разбрасывает по сцене белые мусорные пакеты – знак призрачности счастья героев. Он повторяет слова «все дети будут платить за грехи родителей», к которым и сводится пафос спектакля. Юродивый-пророк Джузеппе – намек на судьбу Мамы Ромы, сына которой «съедает» окружение.
В спектакле все пронизано метафорами. Фасад дома Мамы Ромы – «коллаж» из обшарпанных ставень, изображений колонн и репродукции Д. Больтраффио «Дева с младенцем» в полстены. Это ясный символ, дающий понять, что Мама Рома – олицетворение жертвенного материнства. Любовь ее жестока и слепа, актриса Марина Кройтор четко показывает противоречивость героини: грубые слова Мамы Ромы могут звучать нежно, жалость резко сменяется гневом. Она одержима идеей дать сыну все самое лучшее, ее жизнь превращается в бешеную гонку – Мама Рома говорит громко и без умолку, еле переводит дух.
Этторе в исполнении Олега Беркова – робкий, наивный паренек, с затаенной тревогой в глазах. Его образ не монтируется с развязкой, натуралистично изображенной в фильме Пазолини, – воровство и смерть в одиночной камере. И Джунтини делает иной, сентиментальный финал. Преступление Этторе остается за кадром, а Мама Рома обнимает сына, застывшего в позе эмбриона среди мусорных пакетов.
Мир, который отбирает счастье у Мамы Ромы, – иррациональное нечто, абстрактные силы судьбы, для изображения которых режиссер обращается к карнавальной эстетике. Надев венецианские маски, персонажи беззастенчиво наблюдают за свиданием Этторе с трогательно-доступной Бруной (Юлия Пошелюжная). В такой маске приятель зовет Этторе смотреть на шлюх, специально, чтобы тот узнал среди них свою мать. Это «демоны» Италии, темная судьба, от которой не уйти.
Особенно беззащитной здесь выглядит Бруна – девушка с окраины, рискующая повторить судьбу Мамы Ромы. Она застенчива с виду, но легко отдается первой симпатии, носит ребенка – от кого, сама не знает. Бруна всегда улыбается, радостно, но как-то неловко, словно бы извиняясь за свое существование. Она единственная, кто может понять и утешить Джузеппе, их роднит трагическое одиночество.
Джунтини смешивает разные стили и направления, создавая сюрреалистический мир, где на первое место выходит атмосфера, дух Италии. Сцены любви сделаны хореографом Анной Закусовой как танец, где страсть олицетворяет душное, животное дыхание или ритм, отбиваемый персонажами. Свадьба сутенера Кармине (Егор Уланов) напоминает комедию дель-арте: гости в венецианских масках и остроплечих фраках, Мама Рома в траурной вуали, деревянные свиньи на колесиках – ее подарок молодоженам... Эпизод, где Мама Рома обманом добивается для сына хорошей работы, – комическая пародия, преувеличенные итальянские страсти.
Не всегда это смешение кажется гармоничным, но благодаря таким вкраплениям режиссеру удается создать поэтичный мир Италии. Теплый, «рембрантовский» свет, шорохи, сценография с элементами живописи – Джунтини далеко уходит от эстетики Пазолини, ставя не социальную драму, а печальную сказку об утраченных надеждах, о разбитом вдребезги будущем. Кажется, что в этом спектакле молодой режиссер из Италии совершает ностальгическое возвращение в родную страну через призму эмоционально страстной истории. И в это путешествие она вовлекает зрителя, готового погрузиться в небытовую, наполненную образами реальность.
Фильм Пазолини, снятый в 1962 году, с Анной Маньяни в главной роли, считается образцом неореализма.
Проститутка по прозвищу Мама Рома решает завязать с постылым ремеслом. Она забирает из деревни росшего, как сорняк, 16-летнего сына Этторе, чтобы начать с ним новую жизнь в Риме. Но мечтам не сбыться: Мама Рома возвращается на панель, а ее сын умирает.
Спустя полвека Джунтини вовсе не стремится следовать за легендарным режиссером, она создает свою версию истории об одинокой матери, безоглядно любящей своего ребенка.
В центре спектакля – тема родительской любви, противопоставленной жестокости окружающего мира, силе обстоятельств. Причем у Волошиной и Джунтини помимо образа Мамы Ромы – матери Италии – появляется и трагический образ отца.
Входящие в зал зрители видят «модернистские» колонны в виде железных бочек, увенчанных капителью, и мусорные баки. В двух шагах от первого ряда большой стол, словно перекочевавший из фильма Пазолини, – на похожем связанный-распятый умирал в тюрьме Этторе. На этом столе сидит мужчина (Олег Теплоухов), он задумчив и сосредоточен, что-то бормочет и без особого интереса посматривает на публику. «Джузеппе, вроде поэт», – так он обозначен в программке. Джузеппе сошел с ума после смерти сына, съеденного свиньей, – эту историю мы узнаем от других персонажей, не упускающих возможности посмеяться над безумцем. Джузеппе ищет, зовет своего ребенка и разбрасывает по сцене белые мусорные пакеты – знак призрачности счастья героев. Он повторяет слова «все дети будут платить за грехи родителей», к которым и сводится пафос спектакля. Юродивый-пророк Джузеппе – намек на судьбу Мамы Ромы, сына которой «съедает» окружение.
В спектакле все пронизано метафорами. Фасад дома Мамы Ромы – «коллаж» из обшарпанных ставень, изображений колонн и репродукции Д. Больтраффио «Дева с младенцем» в полстены. Это ясный символ, дающий понять, что Мама Рома – олицетворение жертвенного материнства. Любовь ее жестока и слепа, актриса Марина Кройтор четко показывает противоречивость героини: грубые слова Мамы Ромы могут звучать нежно, жалость резко сменяется гневом. Она одержима идеей дать сыну все самое лучшее, ее жизнь превращается в бешеную гонку – Мама Рома говорит громко и без умолку, еле переводит дух.
Этторе в исполнении Олега Беркова – робкий, наивный паренек, с затаенной тревогой в глазах. Его образ не монтируется с развязкой, натуралистично изображенной в фильме Пазолини, – воровство и смерть в одиночной камере. И Джунтини делает иной, сентиментальный финал. Преступление Этторе остается за кадром, а Мама Рома обнимает сына, застывшего в позе эмбриона среди мусорных пакетов.
Мир, который отбирает счастье у Мамы Ромы, – иррациональное нечто, абстрактные силы судьбы, для изображения которых режиссер обращается к карнавальной эстетике. Надев венецианские маски, персонажи беззастенчиво наблюдают за свиданием Этторе с трогательно-доступной Бруной (Юлия Пошелюжная). В такой маске приятель зовет Этторе смотреть на шлюх, специально, чтобы тот узнал среди них свою мать. Это «демоны» Италии, темная судьба, от которой не уйти.
Особенно беззащитной здесь выглядит Бруна – девушка с окраины, рискующая повторить судьбу Мамы Ромы. Она застенчива с виду, но легко отдается первой симпатии, носит ребенка – от кого, сама не знает. Бруна всегда улыбается, радостно, но как-то неловко, словно бы извиняясь за свое существование. Она единственная, кто может понять и утешить Джузеппе, их роднит трагическое одиночество.
Джунтини смешивает разные стили и направления, создавая сюрреалистический мир, где на первое место выходит атмосфера, дух Италии. Сцены любви сделаны хореографом Анной Закусовой как танец, где страсть олицетворяет душное, животное дыхание или ритм, отбиваемый персонажами. Свадьба сутенера Кармине (Егор Уланов) напоминает комедию дель-арте: гости в венецианских масках и остроплечих фраках, Мама Рома в траурной вуали, деревянные свиньи на колесиках – ее подарок молодоженам... Эпизод, где Мама Рома обманом добивается для сына хорошей работы, – комическая пародия, преувеличенные итальянские страсти.
Не всегда это смешение кажется гармоничным, но благодаря таким вкраплениям режиссеру удается создать поэтичный мир Италии. Теплый, «рембрантовский» свет, шорохи, сценография с элементами живописи – Джунтини далеко уходит от эстетики Пазолини, ставя не социальную драму, а печальную сказку об утраченных надеждах, о разбитом вдребезги будущем. Кажется, что в этом спектакле молодой режиссер из Италии совершает ностальгическое возвращение в родную страну через призму эмоционально страстной истории. И в это путешествие она вовлекает зрителя, готового погрузиться в небытовую, наполненную образами реальность.
